— О, какая красивая пара. У парня такое знакомое лицо, словно я его где-то видела.

— Точно, я тоже видел, — это уже Тимофей подает голос.

— Ой, да сейчас вся молодежь на одно лицо, прически, тряпки, как инкубатор, — Ржевскому вообще ровно до жениха, в отличие от меня. — Так, давайте еще накатим, за любовь. Выпить за любовь — это святое.

— Ой, я уже донакатывалась, почти пьяная, надо еще колбаски подрезать, — Ира смеется, кокетливо поправляя волосы, проводя при этом по груди рукой.

— Ирочка, перестань, давай еще шампусика.

Макс падает рядом с ней на диван, а я все разглядываю Орешкину и ее невинное личико, понимая, как в душе мерзко.

— Так свадьба-то когда?

Снова не смотрит на меня и не отвечает, прячет телефон, встает, медленно уходит на кухню, слегка прихрамывая.

— Еще не решили, не переживайте, дядя Рома, мы пришлем вам пригласительный.

Даже видеть ее не хочу. И с чего меня так расперло? Поднимаюсь, иду в прихожую, надо остудиться.

— Рома, ты куда? — Ира кричит мне в спину.

— Недалеко.

Дергаюсь, как бешеный, надевая теплую куртку и валенки у дверей, без шапки выхожу на улицу, натягивая капюшон. Уже стемнело, метель метет знатная, неба совсем не видно. Машину почти всю занесло снегом. Хватаю лопату, начинаю очищать крыльцо и ступени, а затем дорожку к воротам и бане.

Глупое занятие, к утру все равно заметет, но надо дать выход своим эмоциям. Не припомню, чтоб такое было раньше. Когда чьи-то женихи меня задевали? Остановился, чувствую, как по спине бежит пот, поднял голову, подставляя лицо снегу и ветру.

Реально накрыло.

Ну, хорошо, ты мне еще ответишь за жениха. Думаешь, Орешкина, я такой, что узнал о нем и отстал? Как бы не так!

Немного успокоившись и расчистив половину двора, пошел обратно в дом. Там уже вовсю стояло веселье, играла музыка, Ира попивала шампанское, Ржевский тасовал колоду карт, Орешкиной не было видно.

— Ты где пропал, Челентано? Дрова рубил?

— А почему дрова рубил?

— Ой, темный ты, Тимофей, в фильме Челентано вместо того, чтоб пойти к женщине в спальню, которая, кстати, его ждала, снимал напряжение тем, что рубил дрова.

— О, я помню этот фильм, «Укрощение строптивого» называется. А при чем здесь Роман? — Ира вопросительно посмотрела на Максима.

— Да так, ни при чем. Вершинин, иди в дурака порубимся, а то сейчас я пойду дрова рубить.

— Иди, кстати, не помешало бы, утром затопим баню.

— Баня — это хорошо, за это надо выпить.

— Ой, Максим, я уже совсем веселая, у вас такое веселое шампанское.

Играть совсем не хотелось, пить тем более.

Хотелось к Орешкиной, снять напряжение, о котором говорил Макс, заставить ее кричать и стонать, просить еще. А еще надо поставить ей укол, не справится же сама.

Махнул рукой на друга, скинул куртку, помыл руки на кухне, без стука вошел в ее комнату, а там пусто.

— Черт, ну давай, не будь трусихой, — тихий голос со стороны ванной.

Медленно, чтоб не напугать, подхожу к открытым дверям ванной. Даша, приспустив свои блядские шортики, оттопырив попку, стоит со шприцем в руке, пытаясь развернуться и как-то сделать себе укол.

А у меня от ее «сладких персиков» — господи, я стал уже думать словами Ржевского — член моментально наливается кровью. Мало я снега перекидал, ой как мало, не помогло совсем.

Так можно было стоять и наблюдать вечно, но нервы у меня не железные.

— Дай сюда, невеста бедовая, — подхожу, не давая девушке опомниться, беру из ее рук шприц, нагибаю над раковиной. — Воздух выпустила?

— Да.

Легко ввожу иглу и лекарство, Даша лишь тихо стонет, чувствую ее взгляд через зеркало, она не сопротивляется, а я, как маньяк, пользуясь моментом, откидываю шприц в раковину, запускаю руку между ног, сразу накрывая горячую нежную плоть.

Да плевать я хотел на ее жениха. Вот она, сейчас и здесь предо мной, в глазах огонь и гнев, сейчас зеркало треснет, или я провалюсь сквозь землю.

— Рома! Роман Александрович, а ну, прекратите! Сколько можно лезть ко мне в трусы? Кто вам дал такое право?

Ничего не отвечаю, лишь забираюсь другой рукой ей под толстовку, веду по животику, прямо под майку, сразу накрывая грудь ладонью, лаская сосок.

— Орешкина, еще хоть слово, и я возьму тебя прямо здесь.

Она замолкает, смотрит на меня, покусывая свои пухлые губки, а я ласкаю ее грудь, оттягивая сосок, девушка снова тихо стонет и выгибает спину.

Вот же дьявол!

Хочу ее, безумно хочу. Как помешанный.

— А ну, убери руки, — цедит сквозь зубы.

— А я предупреждал. Ты ведь сама хочешь, сама, признайся, Орешкина.

Чувствую ее частое дыхание, как расслабляются мышцы бедер и пропускают мою руку глубже, она уже мокрая там и такая горячая, что пальцы жжет.

— Ты не представляешь, как у меня стоит и болят яйца с самого утра. Как я хочу оказаться в тебе.

Ее идеальная грудь тяжелеет в моей руке, а бедра чуть раздвигаются. Скольжу уже по ее половым губкам, размазывая влагу, проникая двумя пальцами, сразу глубоко, трахая ими, смотря на то, как порозовели ее щеки и приоткрылся ротик.

Все, сука, не могу больше.

Тянусь, закрываю дверь, стягиваю штаны вместе с бельем, вытаскиваю пальцы из нее, провожу несколько раз по члену, размазывая по нему свою и ее смазку. Вхожу медленно, заполняя собой лишь наполовину, Даша прогибает спину, упирается ладонями о кафель на стене.

— Рома… а-а-а-а-а… м-м-м-м.

А я хочу видеть ее грудь, снимаю с нее толстовку, которая скрывает ее практически всю. Бросаю на пол, вхожу глубже, плотно сжав челюсть, совсем без защиты, но это невероятные ощущения — чувствовать ее внутри без резинки.

— Такая горячая и узкая девочка, — бормочу что-то себе под нос.

Грудь колышется при каждом моем толчке в нее, а я все больше насаживаю ее на себя, чувствуя, как она обхватывает меня изнутри, затягивая в себя еще больше.

Я, наверное, совсем сошел с ума — иметь эту девчонку в ванной, когда в доме полно людей, но реально нет никаких сил сдерживаться рядом с ней.

Глава 18

Орешкина

Что вообще со мной такое происходит? То я такая вся гордая и обиженная, то моментально сдаюсь под ласками Вершинина, предлагая себя, растекаясь сладким желе.

Стою под душем, меня все еще потряхивает от нашего секса и оргазма, который вышиб последние крупицы разума из моего сознания. Сперма Романа стекает по моим бедрам, провожу по еще возбужденной плоти пальцами, вздрагиваю, прикрыв глаза.

Как только он дотронулся до меня, так нагло залез под майку и толстовку, сжав грудь и сосок, поняла, что не смогу отказать. Соски, став такими чувствительными, требовали больше ласки, на инстинктах развела ноги, пальцы накрыли промежность, а я прикусила губу.

Несколько движений, закрытая дверь, моя одежда летит на пол, а времени на то, чтоб снять шорты, нет совсем. Рома берет меня прямо так, пока я стою спиной к нему, и я, прогнув спину, принимаю его член как можно глубже.

Опираясь ладонями о кафель, чуть приподнявшись на цыпочках, толкаюсь назад, насаживаясь сильнее. Я мокрая, чувствую, как теку еще больше на его члене, совсем забыв про защиту, толкаюсь навстречу. Хочу его всего, хочу чувствовать, как он пульсирует во мне, как его стать и желание заводят меня.

А потом он, чуть сбавляя темп, берет мои руки, заводя их за спину, перехватывая под локти, заставляет меня прогнуться в пояснице, еще больше открывшись ему. Грудь отяжелела, она колышется от каждого глубокого толчка в меня, я вижу свое отражение в зеркале, вижу, как торчат соски, какие они стали темные, как эта поза по-животному красива и порочна.

А еще вижу отражение Романа, он смотрит так, что я начинаю гореть под его взглядом. Толчки глубокие, резкие, головка члена упирается так глубоко, что вызывает легкую боль, но мне хорошо как никогда.